Зеркальный фаллос

Инцест однояйцевых геев как Дионис и порно-катарсис.

Порнография консервативна. Основа её капитала лежит в спекуляции вкусами масс, их фантазиями и представлениями о “фешенебельном” сексе. Но в тот же миг, – и вот ведь парадокс, – утверждая и эскалируя некое народное желание, порно вынуждено непрестанно расширять его границы, осваивать новые рынки и содержание за пределами табу. Так превращаются в клише те зрелища, которые ещё вчера казались экстремальными – например, секс с представителем другой расы или священником.

Однажды бросить вызов запрету – не героический императив порно, но стратегия его выживания, прагматика капитализма. Мотив здесь, однако, не меняет результатов: с одной стороны, порнография приумножает желание трансгрессии, с другой – истощает саму перспективу получить от неё удовольствие. Порнографический эрос расширен, но схематичен, а потому – лишь бледная тень, умерщвлен, манекен.

Эрос и Танатос – сиамские близнецы? Отчего всегда идут рядом? Выступая Прометеем, порнография в одночасье является механическим пожирателем сердец и воображений.

“Порнография и Гильотина — «технические машины», порожденные восемнадцатым веком, промышленным переворотом, началом перехода к индустриальному обществу. [...] Достижение высоких буржуазных истин Свободы, Равенства и Братства может происходить либо через массовый конвейерный террор (гильотина), либо посредством конвейерной порнографии. Чем успешнее развивалась медийная технология, тем больше порнографии, тем меньше — гильотины”

— из текста “Порнография и буржуазия”.

Порно-экран демонстрирует карикатурную гипертрофию того, чему следовало бы происходить за его пределами, в пространстве, где симфония оргазма – не театральный возглас, не фонетический обломок алфавита, но утробный вой зверей, истекающих солью, белком и святой грязью. С другой стороны – не в цепях ли стыда наши гениталии, не изувечен ли секс социальной мыслью, не нуждаемся ли мы в развращении любыми средствами, чтобы решиться на поступок эротического преступления, освободить внутреннего Вакха и слиться отверстиями планет?

Будучи сталкером между ядами и панацеями, порно утверждает требование, формулирует императив (“Желай и сделай то, что видишь”), а значит – колонизируя трансгрессию, делает её частью консервативной нормы.

В своём алчном благе порнография противоречива, как и сама жизнь, где однозначная оценка всегда неполноценна, всегда иллюзия, всегда попытка упростить действительность, втиснув процесс в субъективный этический муляж.

2.
Ничто не описывает душу порнографии лучше, чем однояйцевые близнецы, отсасывающие друг другу перед камерой. И в этом смысле, чем, как не порно-катарсисом является находка студии “Bel Ami” – “дуэт” братьев Петерс из Чехии.

“Мой брат – мой любовник, и я – любовник ему. Он – моя родная кровь, моя единственная любовь” — братья Петерс.

Томас Роджерс из “Salon” пишет:

“Всё это возмутительно не только из-за вида двух одинаковых мужчин, которые занимаются сексом, – это, в общем, вызывает скорее замешательство, – и не потому, что они делают это без предохранения от ВИЧ, – но потому, что близнецы эти или очень хорошие актеры, или они действительно наслаждаются сексом друг с другом”

Илайджа и Мило Петерсы – воплощенная утопия мастурбации; Нарцисс, чье зеркало ожило; пугающая и притягательная метафора секса с самим собой; коитус параллельных вселенных.

Табу инцеста, основанное на страхе рождения в результате кровосмешения генетических химер, распадается при столкновении с айсбергом гомосексуальности. Брат не может оплодотворить брата, и потому в анальном сексе между ними не может быть ни малейшей угрозы – лишь удовольствие в кругу семьи.

Перед нами – анальный Уроборос, символ бесконечного возрождения, переходящей природы вещей, вечного возврата, борьбы и единства противоположностей, в конце концов – бессмертия, и его эротики.

Стоит ли говорить, что феномен братьев Петерс вызвал шквал возгласов “Это – отвратительно!”? И следом: “Отвратительна сама идея, сама идея...”. Появись на их месте сёстры – патриархальный ханжинариум едва ли бы среагировал столь критично: "отцы", как известно, любят лесбиянок.

Пример братьев Петерс восходит к Дионису как тому, кто совершает праздничное вторжение оздоровительного разврата в удушливую благопристойность повседневности:

“Некоего числа воинство Диониса высадилось в Индии: иные воины, играясь дельфинами в морской воде, обратились на суше в буйных сатиров и, потрясая своими итифаллосами, грозились изнасиловать женщин любого возраста, знатных и простолюдинок, другие, мрачные и бородатые, опутанные змеями, тащили бурдюки, наполненные пурпуровым вином, множество голых баб приплясывало вокруг дубов, что неторопливо шествовали на своих корнях, подобно паукам. Пьяный старец обглоданной костью понукал осла, взбешенный длинноухий сбросил его, в конце концов. Пьяный Силен в цветастых лохмотьях, горланя непристойную песню, снова забрался на четвероногого упрямца и принялся дразнить неуклюжего волкоголового поселянина, который приставал к визгливой грудастой ведьме. Посреди бесчисленного воинства фавнов, сатиров, волкодлаков, менад, лемуров, мималлонов, тельхинов, аспиолов, катилась, влекомая леопардами, колесница, где возлежал, усыпанный цветами, в венке из плюща и дубовых листьев, юный бог вина, оргий и превращений. По разному представлялся он: молодые женщины видели юношу с дивными сапфировыми глазами и большим напряженным фаллосом, мужчины – сладострастную гетеру с насмешливыми яркими губами, пьяные старухи умилялись кудрявому мальчику, играющему виноградной кистью…”

— Нонний. Деяния Диониса, 5век н.э. 

Предложив обществу гомосексуальный инцест, порно-индустрия, сама того не измыслив, совершила эволюционный вброс ризомы, поставила вопрос:

“Почему брат не может заниматься сексом с братом?”.

Пытаясь ответить на него, индивид неизбежно сталкивается с социо-культурными предрассудками и ошибочными "истинами”, а потому отвечать – значит совершить попытку деконструкции нейронных связей, расширения сознания и пространства Другого.