пидарача как аттракцион уёбищ

В павильоне сидело около ста человек. Перед эфиром я ходил по периметру и кричал «Я королева бала, всех ебала», и кричал бабулькам на галёрке, что им, быдлоидам, забашляли по 300 рублей на ебало, чтобы они сидели и воняли. Они источали флюиды ущёрбности. Тасе бабки сказали, что я – якобы проплаченный пидар. Гости программы кричали, что убьют меня, и я живым оттуда не выйду. Гроздья барабанных перепонок вываливались у меня из ушей. Я хлебал маразм олигофренов огромными ложками, и я ненавижу себя за то, что досидел до конца передачи. Пидарачи. Несмотря на то, что я только и думал о том, чтобы встать, испачкать брюки своим ботинком очередного православного и послать всех в пизду. Жирная безмозглая тварь максим шевченко, которая годами каждый день сидит на Эхо Москвы назвала меня больным крашеным существом. Шевченко сказал редактору программы, что убьёт меня и чтобы редактор держала меня подальше от него. Тася свидетель этого разговора. Я-то знал, что зомбоящик просто магнит для самых тупых и ущербных. Все говорили в один голос, что пидары больные гомосексуализмом. Зомбоящик – это вообще не место, где произносят мысли. Мне Малахов подносил пару раз микрофон. Я говорил про пенитенциарный язык и преступную культуру. В этом Совке нет другой культуры. Я говорил про то, что надо упразднить брак. Но меня вырежут. Мыслям там не место. Тем более для быдлоидов эти мысли недоступны. Как и таблица умножения, эти мысли слишком сложны для них. Я хуею ещё и от того, что для этого безмозглого быдла мотивация – это засветиться в зомбоящике, а не высказаться. Вообще, это же настолько банальная мысль, которая никому не доступна, что человек, который говорит миру, что пидары больные, это не человек, это функция. Мысль бывает только одна и эта мысль не живёт в плоскости бинарной, чёрно-белой. То, о чём думаю все – это не мысль. Это факт. Выражение «пидары больные» - это факт.

Я очень пожалел, что туда поехал. Я туда полетел, ибо мне очень хотелось мило попиздеть и страстно поебаться с Валерой. Но не получилось. Нас с Тасей подставили и отвезли в гостиницу, в которой не было нашей брони. Еблю с Валерой я не запомню, а запомню дебильное косоглазое уёбище женского пола. Мерзкое уёбище с рыжими зубами и косыми глазами. Наверное она таджик. Потому что я запоминаю не хорошее, а плохое. Уёбище подошло ко мне высказать, что я ему нравлюсь. От уёбища воняло. Уёбище сказало, что её муж заболел пидараснёй, стал, как уёбища выражаются, гомосексуалистом. И после этого её муж пережил сотни болячек (она перечислила десятки болячек, всё, кроме ВИЧа), что он весь покрылся гнойными ранами, и уёбище хотело, чтобы я поверил, что он болен из-за пидарасни. Затем уёбище сказало, что оно творческая личность и поэт, хотя по-русски оно едва говорило и размывало вообще синтаксис. Уёбище прокличало, что оно начеркало аж 150 стихов. Уёбище хотело помериться со мной хуями. Для уёбища поэт тот, кто пишет дохуя. Смысл написанного не важен. Я не мог от уёбища убежать и сказал, как меня найти. Диктовал по букве слово Серонхелия. И раз пять сказал, чтобы оно писало Серонхелия русскими, а не английскими буквами. Настолько она дебильная. Когда я сказал, что живу в гугле и вводить это слово надо там, оно спросило, мол, аж в гугле. И не поверило.