Злачные пажити Миши и её друзья-усопшие
Извиваясь манерным угрём в пьяном угаре на нервном рывке яростно вонзаешь цепкими пальцами в первую попавшую ляжку. Макеты-галюцинации трещат по швам и ты преломляешься нежной тенью того, чем надрался сегодня вечером: коньячок “Десна”, одеколон “Хвойный” и прочая расслабляющая утварь. Полный декаданс или деграданс в ярмолке.
Сухо во рту, пусто в сердце, щекотно в мошонке... Ледяные вершины сиятельных гомиков и давно растаявший во времени кусок их мочегонного детства, благоштырящий дымом разложенных ошметков вожделения. Возвышенно-своеобычное очарование этих мест в несравненном романтизме, ищущем в агонии выражение иррациональной чрезмерности, нашёл здесь своё королевство. Глубокий кобальт неба, измученный выхлопами этого промышленного городка, пробуждает томную фетишистскую зевоту. На фоне прозрачной дохлости архистратига Михаила взрастают маньячные плантации юрких гомоторчковых кроликов. Прозябающий костяк подгребает к семи, ингредиенты же вчерашней отрыжки (алчные чайки) семенят к обетованной Мише как только освободяться с работы (масс-медийной как правило), утренние проблёвы которых и вспахивают эти навощенные земли для сбора урожая околоснующей бомжой.
Ревность-капризы-интрижки-любвишки, тающие в холодном покрове голубой росы прелюбодеяния; блеск и нищета фриков-партизанов, алчность и вкус геев-пустушек, их совместная мастурбация через саморазрушение и подобный рудиментарный сыр-бор ты найдёшь здесь в маленьких экзотических дозах. И что греха таить, бог не создал человека – он предал обезьяну двуличным препихациям, а человек пустился в помыслы и штампы и сотворил пёстро-размякшее подобие добытчика как альтернативу Бриджитт Бардо.
Ты канителишь на эту тусу потому, что тебя всегда интересовали энерговампиры, способные забирать чужую энергию. Туда, где соитие красоты и очарования пошло на создание уродства – в затопленную туманом страну забытых пугал. Голубизну на щит! Воображение снова и снова завивается и развивается вокруг точки видимого тобой мира, где кристаллизуются мечты, медленно вспарывающие мишуру эмоций. Весь мир эмоций будет доступен тебе, произнеси ты “добрый вечер”. Добрый вечер, Сисёк... дыхание пресеклось, прошиб пот, в сознании сомкнулись его губы. Губы, созданные не столько для речи, как для трепета и поцелуев; а когда и для презрительной усмешки. Истина – преходящая с первого взгляда любовь и ныне, и присно. Ты прыснешь, дескать любовь жуть какая скука, если любовник всегда верен. Он затравленно-постельно улыбнётся и ответит, что уж больно скряжливое время года для таких выпадов. А мыслишки сочные о Нём растекутся по асфальту вместе с опрокинутой бутылкой “Чернігівське”. В осадке памяти останутся только заласкивающие насмерть глаза и... губы.
Здыбаешься с уставшей от пива с пирожками и аскетичной (она отрыла новую хорь) Сахой, которая поведает о самых крутых кочанчиках-флэшмобах и стёб-акциях, проведённых на Мише; и почти чувственно толкнёт тебя на какой изящный развратик – травить крыс на свалке под песни Тату, например.
Натолкнёшься на Марту, похабно подсыпающую тальк в тапочки своему новому парню, пока тот мочится в душе. Эта женщина-шарм экспериментирует это с лесбухами и, уволь, но в твоём согласии уловит насмешку, а в молчании – злую иронию. Польстит, что в тебе есть что-то непостижимое и что она тоже была хиппи.
И всеми осаждаемый Сисёк, погребённый в интеллекте чрезмерной тягой к сублиме, знает толк в высоком фэшене и его сакральном фетише; убедит какие запонки и на какое место пришпилить лучше в этом сезоне. Восхитится, что именно ему удалось узреть твою самобытную фриковатость, капельку польстит и признается, что тоже панковал.
Вконец, если увидишь Давыдоffа, мрачно горделивого патриота-окислителя – передай ему, что все траблы нашей державы прорастают от того, что у нас деньги – источник власти, а не наоборот. Он непременно отметит твою ясность и дерзкость ума, если подтвердишь, что ты с чишушами живёшь в одном курятнике-пространстве и не стоит давить и мариновать друг дружку. Это тебе не за всякие там причандалы хватать.
И была такова тележная богема всея темы Донецка. Немного смутит эта гонорейная разнотравность, такие царственные мины, ведь у тебя ни дать ни взять всего лишь рядовой тематический набор достоинств: ядрёно-красный хэар, колечко на правом большом и впопыхах подведённые зубной щёткой брови. Тебе взбредёт, что они дистилированные дети, прекрасные в своей скорлупе-инфантильности и чуточку пожалеешь, что не смог их полюбить как мать со стаканом парного молока.
Затвердевший в себе шлак можно отжечь на гребне прекрасной и гнусной волны “California” и разгрести кочерёжкой своих порохов накалённый на Мише пепел страсти. Отвязно покряхтев и ублажившись цимбалами Сердючки тебе захочется повыёживаться, на-гора забацать с Сахой данс-конкурс с вывертом, а затем, наклюкавшись, взахлёб спеть старую поминальную о главном: “Ёжики на минах подрывались, весело их тушки разлетались”. И в какой-то момент ты покажешься острасткой для этого микрокосмика. Закортит вспять, к почти прозаичному вихрю Миша, к её белым помётам и окуркам, пару унавоженной голубями земли, преследуемому дыханием осени, с которым сливаешься в единую пульсирующую массу -
к бисексуалу Миша, у которого никогда не было гетеросексуального опыта. Как пить дать высыпешься из этого дикого пасмурного помещения и проклянёшь покорёженных содомитов, их чумные подмышки, надменность запечатанных презервативов и остальной комплекс забав. И вообще человеческий скот тучнеет и готовит себя к убою. Вот ты опять за бортом праздника жизни – лодка, плывущая против течения. Плешка “на Крупе” припорошилась ржавой листвой и душеньку прошил осенний ветер. Пыр-дыр-дыр. Так-то, братец rabbit, не у всех клюёт рыбка-вампирка.
...Голубой вагон Миша бежит-качается. Каждая жизнь – множество дней, чередой один за другим. Мы фланируем сквозь самих себя. Истые геи, вне всякого сомнения – это “кибер-андро в помаде”, который есть всё во всём в каждом из нас – он напомаженный мальчик, он же разодранный быдлачок есть сам в себе онанизм-анахронизм в устройсве небесном. Бредём сквозь самих себя, встречая голубых разбойников, геев-призраков, педералов великанов, озабоченных старых мореходов, братьев (кроликов) по духу, но всякий раз встречая самих себя и паутину своей обалденности.
Миша – гей-тусовка в Донецке возле архистратига Михаила на обочинах собора.
Крупа – библиотека Крупской, где почивает на лавочках плешка.
California – единственный официальный гей-клуб.
богохуйник Серж Букни
Резюме: дерзновенные рефлексии надуманного плена.
